Сегодня свой 98-й день рождения отмечает житель Казани, фронтовик Великой Отечественной войны — Борис Алексеевич Ботов.
Борис Алексеевич родился 17 ноября 1923 года в селе Пушкино Пензенской губернии (ныне Кадошкинский район Мордовии).
Призван в Красную армию Кадошкинским райвоенкоматом. С 31.09.1942 по 12.12.1943 воевал на Калининском фронте. Затем, после ранения и излечения в госпитале, воевал на 2-м Украинском фронте (занимал должность командира пулеметного взвода, и комсорга батальона). В боях был дважды ранен.
7 февраля 1943 года награждён орденом Красной Звезды (к сожалению наградной лист не опубликован на Подвиге народа, есть только дата в учётной записи, наградной лист находится в ЦАМО шкаф 12, ящик 24).
После войны продолжил службу в Советской армии. Уволившись в 1957 году из армии, поступил на службу в МВД. В органах внутренних дел служил с 3.08.1957 по 10.05.1984. На пенсию вышел с должности заместителя начальника 7-го отдела МВД ТАССР в звании полковника милиции.
В настоящий момент проживает в Казани, где принимает активное участие в ветеранском движении города.
Из воспоминаний фронтовика:
«Был ли страх? Не соглашусь только с тем, что основным чувством у нас был страх. По крайней мере, те, с кем я воевал, ни разу не показывали своей слабости. У нас была другая обстановка. Первый бой я принял на Калининском фронте, куда прибыл в октябре 1942 года после окончания Московского минометно-пулеметного училища. Присвоили звание младшего лейтенанта, нацепили один кубик — знак отличия. Нас тогда еще шутя называли кубарями, потому что вместо погон были кубики. Назначили меня командиром пулеметного взвода.
Линия фронта тянулась на километры. Помню, был вечер, когда наш взвод выдвинули на передовую. Провели краткий инструктаж, объяснили, какая часть у нас в соседях слева и справа, какие немецкие части впереди. С рассветом моя 23-я отдельная стрелковая бригада вместе с остальными частями армии по сигналу пошла в наступление. Бой — он и есть бой, кругом стрельба, пулеметные, автоматные очереди, минометы стреляют. Неприятель не молчит, яростно огрызается, отвечает, старается нас остановить.
Мы с товарищами не боялись, но чувство самосохранения срабатывало. Когда неприятель стрелял без передыху, мы старались переждать. А как только минутное затишье — шли в атаку. Животного страха не было, но чувство опасения — да. Старались не лезть на рожон и не терять головы, самообладания. Паника для солдата — это смерть. Впрочем, как и безрассудная смелость. Это только в фильмах атака происходит гладко, как шеренги поднялись, так и идут без остановки. На самом деле наши наступления, бывало, и захлебывались. Случалось, отступали, бросая завоеванные позиции. Но все это было временно.
— Слово, личный пример командира — вот что двигало солдатами в бою.. На 2-м Украинском фронте наш комбриг 66-й мехбригады подполковник Василий Прозоров всегда был рядом с подчиненными. И когда случалось, что солдаты залягут под плотным огнем, он вскакивал с криком: «Славяне, вперед!» Вроде бы снова мы поднимаемся, а немец не дает продвигаться вперед, стреляет без продыху. И тогда комбриг вновь кидается вперед и кричит: «Славяне, смотри, как Васька Прозоров бегает!» И бежит, не оглядываясь, вперед, к вражеским позициям. До того заразительно он это делал, что мы вскакивали и шли в наступление за ним.
Сила духа и патриотическое воспитание, которое в те годы было очень сильным. Уверен, что оно помогло многим солдатам воевать в трудных условиях. Особенно пехотинцам. Как известно, пехота всегда идет впереди наступления. Этот род войск всю войну круглосуточно провел на земле. Только в кино показывают, что солдаты воевали в окопах с блиндажами. На самом деле не было окопов. Ни у немцев, когда они наступали, ни у нас, когда мы отступали. Окапывались войска только во время длительных оборонительных боев.
Начиная с 1942 года советская армия по всем фронтам медленно, но верно шла вперед, на запад. После Москвы назад хода не было. И вот когда пошло наступление, некогда было рыть траншеи. Вперед и только вперед! Порой, когда наступательные бои шли удачно, нас даже полевая кухня не могла догнать.
Даже зиму пехота проводила на снегу. И спали на снегу. Выдерживали, потому что обмундирование было очень добротным, теплым. Красноармейцам выдавали теплое белье, стеганые ватные брюки, куртки и шинели. На ногах — валенки. У комсостава было отличие только в меховой безрукавке, которую выдавали вместо стеганой куртки. Признаться, не совсем комфортно в душегрейке было — руки мерзли. А в остальном обмундирование было таким теплым, что пехотинцы спокойно выдерживали ночи на снегу.
Один раз случилось, на Калининском фронте я получил посылку. Как раз была зима, в бригаду привезли посылки. Раздавали так, чтобы каждому хоть что-то досталось. Помнится, мне вручили теплые вязаные перчатки от какой-то школьницы. К сожалению, имя и фамилию не запомнил.
Но стресса не было. Я много раз замечал это и до сих пор не могу найти объяснения следующему феномену. Каким бы ожесточенным ни был бой, какие бы ни были потери, как только затихал огонь, красноармейцы начинали собираться в небольшие группы и кто-нибудь из них обязательно заводил песню, частушки или пускался в пляс. Помнится, в нашей роте воевал командир пулеметного взвода Юра Черкасов, большой любитель частушек. К слову, спустя время его забрали в разведку, из него получился очень толковый специалист. Что это, откуда брались силы у них, до сих пор понять не могу.
Снабжение было хорошее и питание тоже. На фронте голодать не пришлось. Помню, на Калининском фронте был у нас замечательный старшина Искандеров из Татарии. Так вот, он заботился о нас, старался обеспечить всем необходимым. Как только заканчивался бой (а надо сказать, что, как только темнело, первыми завершали всегда немцы), он обходил с питанием всех красноармейцев. Помню, он всегда приходил в наш взвод с двумя рюкзаками: в одном сухари и сало, в другом водка. Поскольку у меня во взводе все пулеметчики были старше меня (к тому времени мне шел 19-й год), я никогда в жизни еще не употреблял. Поэтому не пил, а мои подчиненные обязательно, для сугреву. Все-таки зима, холод, люди на снегу круглые сутки. Спиртное помогало согреться.
Но на войне я оставался трезвенником. Почти. Первый раз в жизни пригубил вино уже после объявления капитуляции Германии. Служил я тогда в укрепрайоне на острове Мудьюг в Белом море, что недалеко от Архангельска. Наша задача была не пропустить неприятеля в тыл. 8 мая 1945 года мы отправились выполнять боевое задание за 15 километров от базы. Пешим ходом, заметьте. И вот когда уже прибыли на место, радистка принимает сообщение с базы — полная капитуляция, Победа! Нам дали приказ вернуться на базу. Только через месяц наш укрепрайон смог в полной мере отпраздновать. Нам на остров на катере доставили большое количество вина и спирта. Вот тогда я немного выпил за нашу Победу.
После войны я работал в Германии в советской военной администрации с обычным населением. Едва наша армия перешла границу этой страны, в каждом городе, в каждом населенном пункте создавалась советская военная администрация. Она представляла власть и была в качестве комендатуры, что-то наподобие наших райисполкомов. В Берлине я окончил курсы управления информацией и был направлен в Бад-Фрайенвальде. Мы работали с партийными, общественными организациями и населением. Трудился я там до создания Германской Демократической Республики — ГДР. В сентябре 1945 года мы официально передали власть немцам. У меня даже фотография сохранилась с этой церемонии.
С населением покорённой Германии сложились теплые отношения, мы чувствовали себя как дома. Немцы говорили так: «Англичане нас бомбили, а советские войска ни одного города не разбомбили». Шесть лет я провел в Германии, и уже тогда не было ненависти к населению этой страны. Ни разу я не видел такого, о чем пишут современных журналисты — бойцы красной армии не обижали население Германии, это ложь. Война простому народу не нужна, ее затевают власти предержащие. Горько, что за их решения кровью отвечает народ».
Борису Алексеевичу сил и здоровья!