Жуган Николай Павлович
(23.02.1917 — 22.06.2017)
Николай Павлович Жуган (родился 23 февраля 1917 года в селе Николаевка Херсонской губернии, умер 22 июня 2017 года в Краснодаре) – Герой Советского Союза (Золотая Звезда № 4362 от 19.08.1944). В Красной армии с января 1938 года. В 1938 году окончил Одесскую военную авиационную школу лётчиков. Служил на Дальнем Востоке, в Орловском и Киевском особом военных округах. Участник Великой Отечественной войны с июня 1941 года. Был лётчиком 93-го и 98-го дальнебомбардировочных авиационных полков, затем лётчиком, командиром звена и заместителем командира авиаэскадрильи 752-го (с марта 1943 – 10-го гвардейского) авиационного полка дальнего действия, командиром авиа эскадрильи 226-го гвардейского бомбардировочного авиационного пол ка. Участник оборонительных боёв на Украине, Сталинградской и Курской битв, освобождения Украины, Белоруссии и Польши, Будапештской, Кёнигсбергской и Берлинской операций. Совершил 310 боевых вылетов на бомбардировщике Ил-4 для нанесения ударов в глубоком тылу противника, четыре раза был сбит. После войны служил на командных должностях в ВВС. С 1960 года – генерал-майор авиации в запасе. Почётный гражданин Краснодара. Жил в городе Краснодар. Похоронен на Славянском кладбище.
Пожалуйста, представьтесь!
Я – Герой Советского Союза, генерал-майор авиации Николай Павлович Жуган. Родился на Украине, вырос на Руси, боролся за Русь, получил звание Героя.
Расскажите о вашей молодости.
Я всегда стремился попасть в авиацию. И когда я работал на заводе в Одессе, комсомол бросил клич: «Дадим стране 160.000 лётчиков!» Вот в это число попал и я. С завода меня взяли на комиссию, признали годным для службы в авиации. Под Одессой была военная авиационная школа, я её закончил, получил звание младшего лейтенанта и был отправлен на службу в войска. На вооружении тогда были самолёты Р-3 и Р-5 – старьё такое, деревянные самолёты. Но мне повезло, я попал на переходный период, принимали на вооружение современные самолёты, и я перешёл на самолёт Ил-4 – двухмоторный дальний бомбардировщик.
Когда гитлеровцы начали с нами войну, я исполнял роль возчика бомб на головы нацистов. По тонне брал и кидал на голову врагу. Около 200 тонн мы сбросили на головы врага, за это мне и моему штурману Николаю Куроедову дали звания Героев. После войны я получил повышение до командира дивизии. Стали переходить на реактивную авиацию, и тут мне поставили заслон врачи – заявили, что я не смогу летать на сверхзвуковых самолётах по причине болезни. Уволили меня в запас, так и не дав попробовать полетать на новой технике. До войны я полетал бы на них. Ну, коль такая судьба – ладно.
Помните свой первый боевой вылет?
Вы знаете, они так смешались с другими, все похожи. Я знаю только то, что на этом дневном вылете сбили мой самолёт. Я успел выбросить экипаж с парашютами, и мы приземлились на нашей территории – там ветерок нам помог. Хотя высота была небольшая, но ветер схватил нас ближе к нашей линии фронта. Это было начало войны.
За всю войну я совершил 312 боевых вылетов, но мои боевые вылеты были необычные. Они были связаны с полётами на максимальное расстояние в тыл противника. Сколько раз за время войны мы летали в район Берлина, Кёнигсберга, Хельсинки. Вот помню, однажды ночью мы поработали над Хельсинки, пробомбили ряд промышленных объектов в Финляндии
Случай был: один снаряд попал в хвост моего самолёта, управление теряю, высоту тоже, самолёт падает как лист осенью. Я даю команду прыгать, но радиста и стрелка нет, значит, их осколками снаряд убил. Штурману кричу: «Прыгай!» Он ушёл, потом я открываю колпак, а там такая турбулентность сильная, что меня выкинуло. Ну, думаю, не буду открывать парашют, ведь сразу же гибель, тут немцы рядом, схватят и пытать будут. Но всё же недалеко от земли взял и дёрнул за кольцо. Парашют открылся, приземляюсь, и тут стрельба. Сзади стреляют, пули мимо летят. Я бегу и чувствую, что кожанка мешает мне. Я её на ходу снял и бегу в сторону леса. Стрельба прекратилась, я оглянулся и вижу, что немцы давай делить моё пальто. Ну, думаю, спасён!
Был ещё случай. Сбросил я бомбы, стал возвращаться на наш аэродром. И у меня забарахлил мотор. Я стал его прогревать и тут второй перегрелся. Потом один совсем заглох. До нашего аэродрома было ещё далеко. Я стал экипаж сбрасывать, и сам потом выпрыгнул. Самолёт упал на лес, а мы приземлились на парашютах, добрались до своих, доложили обстановку. Дали нам другой самолёт. Воевали на другом. Всякое бывало в войну.
Потом мы перешли на ночные вылеты. Я быстро овладел ночным полётом, потому что у меня был большой дневной опыт на Ил-4. Почти всю войну я летал ночью. Мы с моим штурманом сделали больше 200 боевых вылетов, каждый раз кидая по тонне бомб. После войны мы часто встречались с Колей, он заезжал ко мне в гости.
Сколько раз вас в годы войны сбивали?
Считай два раза. Про первый случай в начале войны я рассказал. Мы же летали строем – девяткой. Полетели девяткой – прилетело семеро. Полетели семеро – прилетело пятеро. Вот тогда командование и решило нас перевести на ночные действия. Переучивали нас на Тамбовском аэродроме. Если днём хорошо овладел самолётом, то ночью он для тебя не страшен, можешь и взлететь, и сесть. Получили по три – пять контрольных полётов, потом самостоятельно потренировались в зоне. Полетел с инструктором один раз, на второй раз взлетаю уже сам. Спрашивает: «Ночью летал?» Я говорю: «Нет, не летал». «Ну хорошо, допускаю к ночным полётам на самолёте Ил-4». Записал в книжку и всё – полетели воевать. Особо с нами не возились, некогда было, надо было воевать. Не так уж много было нас, дальников. Многие погибли в начале войны. Только после перехода на ночные полёты потери стали минимальные.
И за все ночные вылеты меня только один раз подбили, и я посадил самолёт в поле. Я включил фару, она очень хорошо светила. Штурман дал ракеты, когда я уже развернулся на нашей территории, мы осветили поле. Ракета горит целую минуту, стало светло, я сказал: «Будем садиться». Штурман дал вторую ракету, она осветила поле, когда я уже приземлялся. Главное, что сели на своей территории.
Вообще нас перевели на ночные вылеты, потому что не было прикрытия наших истребителей. Они один раз с нами сделали вылет, а потом их всех перебросили на оборону Москвы. Без прикрытия мы стали терять самолёты. Пошли ночные действия. Давали всем одинаковое задание, но выпускали по одному. Тонна бомб, зарядка, цель, высота. Сначала мы работали без потерь, потом пошла радиолокация. Хотя мы имели противодействие, но это когда видим противника. Стрелок сбрасывает мешок вязаных узлов противозенитных. Огромные, пачками он их кидал, и создавал помехи истребителям противника. Если он вошёл в эту зону, то он уже не видел другого самолёта. Давали по два таких узла. Во время атак я давал команду, радист сбрасывал узлы, и вражеские самолёты теряли нас в этом силуэте. Этот способ мы использовали до конца войны.
Длительность полёта у нас была невысока – по 5-6 часов туда и обратно. Бывало так: сколько аэродромов, столько и вариантов. Сели мы, например, в Тамбове. Потом взлетаем и садимся в Смоленской области. Оттуда к цели близко. Если цель недалеко можно взять и 1.200, и 1.500 килограммов бомб. Если дальний вылет, то только 1.000 килограммов. Последние два года войны летали исключительно ночью.
Помните вы вылеты на конкретные города?
Около Ленинграда летали. Бомби — ли там, кажется, немецкий аэродром. Расколотили их там. На Сталинград у меня много вылетов – около 30. Там была большая немецкая группировка, и чтобы её окружить, нужно было хорошо бомбить. И результат – немцы под Сталинградом лапы кверху подняли. Это была завязка их гибели.
На Берлин вылеты помню. Это был 1943 год. Нам поставили задачу – долететь до вражеской столицы, и отбомбиться. Подсадили всю Авиацию дальнего действия ближе к линии фронта, чтобы хватило топлива долететь. И набрали наиболее подготовленных лётчиков. Например, из на шего полка всех не взяли, только три эскадрильи, по шесть самолётов каждая. Остальным дали цель поближе. А асов вроде меня взяли на Берлин. Вот попал я в эту группу, высота 8.000 метров, тонна бомб, 10 штук только в люке. Задача трахнуть по Берлину. Предупредили: попадёте на истребители противника – сами будете отбиваться. Я посмотрел маршрут со штурманом. Мы договорились с ним набрать на 500 метров выше заданной высоты. Никому не говорить, будем взлетать последними и наберём 8.500 метров. Я точно не помню, с какого аэродрома мы вылетели, но взяли маршрут, ещё не дошли до Берлина, а уже видим наши самолёты. Потом огонь зениток, стрельба вокруг города. Значит наши подошли. Набрали 8.500, подошли поближе, зенитка стреляет на 500 метров ниже, целятся в тех, кто на 8.000, скинули бомбы и вернулись на свой аэродром. Умудрились обхитрить всех и выполнить задание. Мы и Кёнигсберг долбили, вылетал я на Кёнигсберг.
У меня было в лётной книжке записано 150 боевых вылетов ночью. Куда именно я летал, запретили писать, потому что вначале мы бомбили врага на своей территории, а потом, когда стали летать за пределы СССР, писали просто «боевой вылет» и всё. И время – 4 часа, 5 часов, 3,5 часа, дальность до цели.
Как у лётчиков обстояло дело с питанием?
Полёт длился 5–6 часов. Давали нам с собой кусочки шоколада. Девать его в кабине особо было некуда, поэтому клали в карманы комбинезона. Если уж пять часов летели, тогда брали плитки и глотали. Больше шести часов мы не летали. Хотя и считалась дальней наша авиация, но мы близко к кордону от линии фронта были. Так что взлетаешь, два круга сделал – уже высота 2.000 метров, а то и больше. Дойдём до линии фронта, высота уже четыре – пять тысяч. Над целью – уже семь-восемь тысяч, в зависимости от того, какая цель была. Была цель – Берлин, давали высоту 8.000. Я набирал 8.300. Исходили из того, на что способны самолёты на высоте. Основная масса метрах прошла на 8.000, а я – на 8.500. Ничего, задание выполнили.
Кормили нас, надо сказать, хорошо. Ворошиловский паёк, как мы его называли. После посадки давали 100 грамм и, как правило, добавляли ещё по 100. Выпивали – и на сон грядущий. Не только лётчикам, но и пехотинцам тоже наливали. Врачи признали, что это бодрит человека, но нам нельзя было пить до полёта. Тем более, потому что, где 100 грамм, там и 200, и 300. Молодёжь же, знаешь, хватали и пили. А могли быть происшествия лётные. Так что строго после полёта и сразу в постель. Никогда не было случаев, чтобы кто-нибудь пьяным полетел.
Сколько часов спали лётчики?
Мы спали нормальным сном по шесть – семь часов. Задание мы начинали, как только солнце зашло. Начало темнеть – мы взлетаем. Допустим, в семь вечера взлетели, в 12 ночи уже садимся после вылета. Оставляем самолёты техникам, сами – в машину. Нас везут на ужин, наливают 100 грамм, а мы берём по 200. Кто-то брал у самолёта, нам давали для антиобледенения, чтобы не обледеневали самолёты. Попадёшь в полёте в облака и, чтобы не обледенеть, нажимаешь кнопку – оттуда вылетает тонкая струя спирта на крылья и смачивает их. Обледенения не происходит. Часто же летали в облаках и за облаками, по приборам.
Влияли ли награды на авторитет лётчика?
Награждали лётчиков, конечно, высокими наградами. Орденом Ленина, орденом Красного Знамени. В нашем 10-м гвардейском полку 20 Героев Советского Союза было – лётчики и штурманы.
Какие вылеты были наиболее тяжёлые?
Тяжёлые вылеты у нас были, когда по маршруту в районе цели была облачность. Из-за облаков бросать бомбы мы не умели, надо было под облаками идти. Пробить слой вниз. Пока пробиваешь, у тебя обледеневают крылья, жмёшь кнопку антиобледенителя. Под облаками идёшь, видишь просвет – прыг вверх. Газ добавил, самолёт облегчённым пошёл над облаками. Долетаем до аэродрома – вниз пробились, посадка. Примерялись к погоде. А в зимнее время года, если стояла непогода, как действовали? С погодой на аэродроме мы особо не считались. Наших людей в тылах было полно. Если в районе цели – разведка, то они сообщают погоду там. Дают погоду нормальную, хорошую видимость, тогда нас в любую погоду выпускают. Взлетели, пробили облака вверх, летим за облаками, подлетаем к цели. Если облака внизу, мы пробиваем низ и из-под облаков бомбим, но только визуально. Пробили облака, под облаками прошли до цели, бросили бомбы, опять в облака, самолёт облегчённый без бомб летит. Маневрировали против погоды и против действий противников, изощрялись чтобы накрыть их бомбами – такая была наша задача. У нас тогда таких прицелов, как сейчас, не было. Выходили из любой ситуации, не считаясь с погодой.
В тумане летать очень сложно. Однажды летим – один туман сплошной. Давай к запасному аэродрому, но я говорю штурману: «А мы сядем в тумане. Ты не бойся. Вертикально вид но и чуть-чуть горизонтально. Фиксируй и давай мне развороты!» Первый разворот пошёл, через минуту – второй разворот, затем через две минуты – третий и четвёртый. Зашли в створ посадки. А руководитель запретил посадку. Я говорю: «Прожектора не включать все, я сажусь на свои огни». Руководитель разрешил. Я пробил туман, верхняя кромка – 50 метров, дальше – только туман, ничего не вид но. Я тихонько подкрадываюсь, раз – на колёсики, и ручку на себя, тормоза. И я как будто днём сел. Ник то не был уверен – ни руководитель, ни штурман, а я сел на свой аэродром в тумане.
Часто сталкивались с вражескими истребителями ночью?
Вражеские самолёты – ночные истребители нам были абсолютно не страшны, потому что они искали наши выхлопы. Два мотора по два выхлопа. Если он близко, то видит звёздочки выхлопов и может атаковать. Отвернулся он или я – и всё, он меня потерял.
Однажды был такой случай. Он нащупал меня, когда я уже сбросил бомбы, и развернулся. Его заметил радист. Говорит: «Подходит к нам с моста». Я спрашиваю: «Ты уверен, что это истребитель?» «Да, уверен, потому что он уже одного нашего атаковал, а теперь к нам перешёл». Я говорю: «Давай очередь по нему». Он крупнокалиберным как лупанул по нему – тот и загорелся. Так ему и надо! И радист получил вознаграждение 2.000 рублей. Подарок за то, что сбил одного нациста.
Платили так: совершил 10 успешных боевых вылетов, т. е. дошёл до цели, разбомбил цель и вернулся – лётчикам платили по 2.000 рублей, штурманам – по 1.000, радистам – по 500. Была расценка, а также дополнительная оплата. Когда я стал командиром эскадрильи, я получал каждый месяц 2.000 с надбавкой. Были и премиальные – за сбитые самолёты отдельно, за количество вылетов тоже.
На что тратили деньги?
Отправлял домой. Я как раз перед войной женился. Жена училась в университете, который переехал глубоко в тыл, чтобы нацист не достал. Я ей пересылал деньги. У меня же не было родителей, а сестра и брат в оккупации на Украине были.
Вы кроме этого же и письма писали?
Конечно, мы с ней переписывались. Она мне писала на воинскую часть, а я ей на город писал. Она в каком городе была, писала – город, улица, и почта нормально доходила. Мы с ней много лет прожили. Она родила двух сыновей и дочку. Но один сын достиг 60-летнего возраста и почему-то умер. Остались у меня только сын с дочерью, и их дети. Я уже прадед.
Как вы преодолевали страх на войне?
А у меня никакого страха не было. Когда зенитка в тебя стреляет, то нам давали указание: если видите огонь зенитки, то идти на этот огонь. А они якобы будут его перемещать, т. е. надо надеяться на то, что немцы будут перемещать этот огонь. Дурацкое было распоряжение. Я не рассчитывал на это и не шёл на этот огонь, а кто шёл – тот и пострадал. Я обходил эти разрывы зенитные и остался цел.
Что вас вдохновляло и поддерживало в трудные минуты на фронте?
Беспокоишься за всех своих товарищей и за себя, чтобы выполнить то задание, которое поставило перед нами командование. Чтобы мы победили. Такое патриотическое возбуждение было у нас, чтобы победить нацистов. Потому что мы знали, что это воюют не обычные немцы, а именно те, кто ненавидит нас, русских. Поэтому мы защищали Родину. Задача Авиации дальнего действия была в том, чтобы в глубоких тылах врага бить производство, где создаются вражеские самолёты, танки и орудия. По этим объектам мы и били на наших задачах.
Какой был средний возраст у лётного состава?
Не знаю, но все были молодые. В среднем – 25 лет возраст у лётчиков. Вот и мне было 25. Если лётчики хорошо летали, то и в 30 лет они могли летать, хотя конечно стариков старались поменьше выпускать.
А были лётчики, которые застали Халхин-Гол, финскую войну?
Таких я не знал. Я знал одного лётчика – труса. Был такой, из Калуги. Не знаю, как правильно сказать, но что-то в нём еврейское было. Собрались лететь. Солнце зашло, и мы стали делать круги над аэродромом, набирать высоту. Потом сели на маршрут и полетели, около часа до цели. И тут смотрю – передо мной самолёт взлетает, разворачивается и садится. Опять выруливает, взлетает, второй заход делает и опять не улетает. Дали ему раз взлёт, два и никак…
Я вернулся с задания, а он так и не взлетел. Ну, его отстранили. Пришли поговорить с ним, а он признался: «Я на войну боюсь летать, я инструктором буду лётчиков готовить. А на войну у меня ни руки, ни ноги не годятся, дрожит всё». Оставили его инструктором, не стали наказывать. Всё равно он не взлетит, а взлетит – так бросит бомбы на свою территорию. Зачем нужны такие лётчики? Ну и пошли ему навстречу. Как исключение его оставили, пожалели. А так наказывали, и здорово. Он мог здорово пострадать. Их переводили в пехоту: не хотел самолётом управлять – управляй автоматом. А за трусость в пехоте мог и в штрафную роту попасть. Такие были. Но я с ним не общался. А так вообще дружные мы лётчики были.
Вообще в Дальней авиации было более 250 Героев Советского Союза. Все ушли, только двое осталось – мы с Василием Васильевичем Решетниковым. Он – в Москве, а я здесь в Краснодаре. Недавно виделись, на столетии Дальней авиации.
Самая высокая награда – Золотая Звезда Героя Советского Союза. Я её получил, когда у меня было 250 боевых вылетов. До этого я получил орден Ленина за 176 вылетов. Потом уже орден Александра Невского.
Какой был национальный состав вашего полка?
Командир полка был украинец. Бровко Иван Карпович. Его уважали и любили, он сам на боевые задания вылетал и лётчиков обучал. Авторитетный командир. Потом он стал командиром дивизии, ему генерала присвоили. А я у него учился как подчинённый. Разница в возрасте небольшая, он на несколько лет меня старше был. Ему командир дивизии однажды сказал: «Вы – командир полка, поэтому смотри за полком. А потом уже сам в последнюю очередь будешь летать или вообще не будешь летать на задания». Но он всё равно летал. Всех выпустит, а последним сам взлетал. Не любил он сидеть на земле. После командования дивизией он стал инспектором. Должность такая была придумана. Сами они уже не летали и не командовали, а фактически проверяли лётчиков по боевому применению.
Как вы считаете, дальние бомбардировщики – это большое достижение нашей авиации?
Тут я, конечно, поддержу слова своего друга, бывшего командующего Дальней авиацией Василия Васильевича Решетникова. Я сам только до дивизии дошёл, и я генерал-майор, а он всей Дальней авиацией командовал, был заместителем главнокомандующего ВВС, генерал-полковник. У немцев не было дальней авиации, а у нас была, И это – наше достижение. Мы же Берлин бомбили, мы могли любой их город разбомбить.
Какой был самый запоминающийся момент для вас на войне?
Трудно сказать, какой момент был самым-самым. Но лучшим днём на войне был день, когда нашему полку присвоили звание гвардейского. И стали мы 10-й гвардейский авиационный полк дальнего действия. А были просто 755-й авиационный полк. Дали мне потом должность заместителя командира полка, а командиром у меня был полковник Асефин. Он не участвовал в войне, сидел в тылу, но прислали его. Благо, он недолго был, и вскоре его куда-то убрали, а поставили на его место меня.
Расскажите про Ивана Чиссова, вашего штурмана, который выпрыгнул с высоты 7.000 метров и выжил, при том, что его парашют не раскрылся.
Это было в том бою, когда мы с штурманом выпрыгнули, а стрелок-радист погиб. Тогда, как я уже рассказал, я приземлился, и убежал от немцев. Иван прыгнул раньше меня, выпрыгнул из нижнего люка, но у него парашют не открылся. Он упал в овраг прямо в снег, его там кавалеристы подобрали. Меня они тоже тогда встретили и привезли в деревню. Там уже в доме сидит Иван. Я здороваюсь с ним, а он показывает мне в угол. А там лежит его нераскрытый парашют. Ну, мы удивляемся: как он выжил? Решили съездить на то место, где он упал.
Оказалось, что он упал на склон огромного рыхлого сугроба и, пройдя сквозь сугроб, он уменьшил скорость своего падения и по касательной заскользил по скату оврага. Отправили его в госпиталь. После он выздоровел, но летать ему запретили, отправили преподавателем в штурманское училище.
Николай Павлович, как вы оцените Ил-4? Его достоинства и недостатки?
Наша техника была надёжная, в этом и заложен её эффект. Конструкторы позаботились, чтобы лётчик мог хорошо владеть самолётом, и не было проблем с моторами. Они приезжали к нам на аэродром и спрашивали нас.
Впереди в самолёте сидит штурман. Он может медленно ко мне перелезть, сначала одну ногу, потом – другую. Но только не в условиях боевого вылета. У радиста со стрелком было сообщение.
Моторы у нас были воздушного охлаждения, я не слышал, чтобы где-то были отказы. Был один случай – когда зенитка попала осколком в мотор, и один мотор заглох. Винт не крутился. Начали на одном идти, но он быстро начал перегреваться. Иду по горизонту, высоту уже не набираем, а снижаемся потихоньку. И тут мотор перегрелся. Хочу немного сбавить, но как? Тут в полёте давишь на газ – стараюсь выйти на нашу территорию. Вышел. Смотрю – недалеко наш аэродром истребителей, он ночью только работал. Захожу туда, даю команду штурману дать зелёную ракету. Это значит свой сигнал. Нас приняли как своих, я сел. Спрашивают: «В чём дело?» Объяснил ситуацию. Мне мотор заменили, т. к. у меня мотор был такой же, как и у наших ночных истребителей. К утру всё было готово. За ночь сделали, пока мы спали, и в обед нам говорят: «Ваш самолёт готов. Давайте, летите». Попробовал на земле, нормально работает. Полетели на наш аэродром. «Штурман, посмотри на карту, какой курс взять». Он подобрал мне курс, и через некоторое время – наш аэродром. Дали ракету «свой» и сели. Недостаток мотора устранили, и в эту же ночь я опять полетел воевать. Некогда было отдыхать – загрузили тонну бомб и пошли. Благо всем были обеспечены и лётчики, и самолёты, чтобы бить гитлеровцев.
Когда мы пролетали наш аэродром, наши истребители взлетали и сопровождали нас до линии фронта, потом разворачивались и на посадку. Они только днём летали. Но сопровождали не всех. Примерно через одного, через два. Взлетим, солнце или заходит, или зашло, делаем круг, набираем высоту и идём в направлении линии фронта. И потом в темноте – до цели.
Были ещё у нас дальние бомбардировщики Пе-8, четырёхдвигательные. На них я не успел полетать, война кончилась. Потом вооружилась Дальняя авиация четырёхмоторными Ту-4.
В 1960 году я прекратил летать. Врачи не допустили продолжать службу. Всю войну пролетал на Ил-4, прекрасно им управлял. А вот недавно в 2015 году меня телевидение пригласило и устроило мне полет на самолёте. 55 лет не летал, а тут – словно я к жизни возвращаюсь, как будто молодость моя начинается.
Как вы оцените работу политработников и роль партии на фронте?
Они своё дело делали. Большинство замполитов не было лётчиками. И надо сказать, что половина из них была евреями. Язычок у них удачно подвешен, умеют хорошо сказать. Мы к ним особо не прислушивались, мы и так знали, что надо Родину от нацистов освобождать. У нас был парторг – еврей. Его уважали. Он умел находить подход к людям. Передавал нам информацию о наших войсках – кто где как воюет, какие победы, какие решения правительства. Не всё доходит до низов, кое-что они нам передавали.
Приезжали ли к вам артисты, проводили ли концерты? Была ли самодеятельность среди лётчиков?
Концертов и бригад артистов у нас не было. Они были на тех аэродромах, где сидели истребители. Если кто-то из наших вынужденно садился на такой аэродром, то могли попасть на такой концерт. Но по плану они к нам не приезжали. Если у нас стоит непогода, и вылет отменен, то лётчики и штурманы собирались на командном пункте. Задерживали даже штатных лётчиков, которые мало летали в облаках, если сообщали плохую погоду. На командном пункте был баян и шахматы. Был у нас такой Бурыхин. Он, правда, летал на пассажирском самолёте, для командира дивизии или корпуса. Бурыхин был радистом, и отлично играл на баяне, с собой его всегда возил. И там, где он сел, будут танцы и песни. Развлекались так, ожидая хорошей погоды – выпустят нас или нет. Рядом столовая – официантки придут на танцы.
О ком из своих боевых товарищей вы хотели бы вспомнить?
Знаешь, у меня было два хороших боевых товарища. Один из них – отчаянный. Даценко Иван Иванович. Он был выше меня ростом и складнее. Врачи прописали ему полторы порции еды, потому что одной ему не хватало. Погиб у меня на глазах, 19 апреля 1944 года, когда его зенитка сбила. У меня даже слёзы потекли. Он шёл осветителем ночью, а я следом за ним бомбардировщиком. Мы должны были разбомбить эшелоны врага в районе Львова. Прямой снаряд ему влупили, и самолёт вместе с Иваном и другими членами экипажа на куски разорвало. Всю войну дружили, и вдруг на моих глазах он погибает.
А так осталось нас всего двое Героев Советского Союза – я и Решетников. Мы в 2014 году виделись на юбилее Дальней авиации, у меня фото есть. Если увидишь Василия Васильевича, передавай ему от меня большой привет!
Кто вручал вам Золотую Звезду Героя Советского Союза?
Михаил Иванович Калинин. Собрали нас всех в Москве. Война ещё шла, наша группа дальников на приёме. Я со своим штурманом. Выходит секретарь Калинина и предупреждает: «Товарищи, мы знаем, что вы очень уважаете Михаила Ивановича, но когда будете жать ему руку, не сжимайте слишком сильно. Он же старенький, ему больно будет. Легонько». Сидим, ждём. Заходит Калинин и его секретарь с книгой и ещё один с наградами. Секретарь зачитывает: «Лётчик гвардии капитан Жуган». Я выхожу, Калинин мне вручает, жмём руки. Потом следующий, и так по очереди. Причём некоторые забыли про просьбу секретаря, и трясут руку Калинину. Секретарь даже возмущаться стал, пищит: «Не жмите руку сильно!» Снимали нас на фото.
Обмывали ли Звезду в спирте?
Нет. Нам сразу на грудь её цепляли и всё.
Вы не помните точно количество ваших боевых вылетов?
Я не фиксировал каждый боевой вылет, потому что сначала мы бомбили наши города, аэродромы, железнодорожные узлы. Вначале войны враг свирепствовал на земле и воздухе. Мы несли потери.
Какое у вас сложилось мнение о Сталине?
Я его до сих пор ценю, как выдающегося полководца. У меня есть медаль с изображением Сталина, а надо было сделать орден Сталина. Сталин был на своём месте как Верховный Главнокомандующий. Его поддерживали и везде верили в него. Ничего плохого про его дела лично не знаю, поэтому не буду говорить.
Всегда ли вам хватало топлива на боевые вылеты?
А как же! Рассчитывали штурманы, сколько нам надо, и столько заливали нам на аэродроме. Если недобор – мы кричим: «Давай сюда!» Подъезжает заправщик и заправляет. Чтобы самолёт был горючим заправлен, чтобы моторы работали хорошо. Экипаж трезвый, и пошли воевать.
Как вы восприняли развал СССР?
Тяжело. Ведь это сделали даже без войны.
Что бы вы хотели пожелать молодёжи?
Я бы пожелал, чтобы молодёжи вдалбливали и доказывали, что ценнее Родины у них ничего нету. Не будет у тебя Родины, и ты уже не человек. Кадры надо готовить, как это делали до войны. Нужно защищать Родину в случае нападения на неё, не считаясь ни с собой, ни со своими силами, а если надо, ни с товарищами и вообще ни с кем. За Родину жизнь отдавать, как это мы делали. Я летал на задания, я не знал, вернусь ли целым или нет, потому что противник следил за нами. Против нас бросали истребителей и зенитки. Сбивали многих хороших лётчиков. Их не вернуть, погибли во время войны. А чтобы войны не было, надо готовиться в мирное время. Во всех отношениях, но прежде всего Родину любить. Будь ты в авиации, артиллерии, будь ты в пехоте – везде должна быть боевая готовность. Вот таким образом мы можем защитить себя, если всё время будем болеть за свою Родину. В сознании моём Родина – это то, что молодёжь и прежде всего те, кто поступает в военное училище или служит в армии, в мирное время готовятся отстаивать нашу Родину.
Чем бы ты не занимался, какая специальность бы у тебя не была – ты должен знать своё оружие и хорошо им владеть, если потребуется применять против противника, защищать свою Родину. Вот я часто выступаю в нашем Краснодарском авиационном училище, рассказываю ребятам эпизоды войны и всегда говорю: «Желаю вам последовать нашему примеру!» Знать свою специальность хорошо. Чтобы быть генералом, нужно не меньше дивизии командовать, а полковнику – не меньше полка. Всё делать заранее, чтобы быть готовым защищать Родину не словами, а де — лом. Вот когда мы будем стоять на страже в полной готовности, то будут видеть наши противники – лезть на Россию или не всё же не следует начинать войну? Как когда-то сказал наш полководец Александр Невский, орденом которого я награждён: «Кто с мечом на Русь придёт, от меча и погибнет. На этом стояла и стоять будет наша русская земля!»
Из наградных листов:
орден Красного Знамени (31.12.1942):
В действующей Красной армии с 22 июня 1941 года. За период Отечественной войны против германского фашизма совершил успешно 38 боевых вылетов, из них 27 боевых вылетов ночью. За короткий промежуток времени вылетел в ночных условиях на самолёте Ил-4. На боевые задания летает с большим желанием в любое время днём и ночью в сложных метеоусловиях. Самолёт всегда точно ведёт на цель, давая возможность штурману точно её поразить. Летает со штурманом лейтенантом Безобразовым, стрелком-радистом старшим сержантом Осьмачко. За период войны дважды сбивался истребителями противника на территории временно оккупированной немцами, в короткий срок добирался в свою часть и снова с ещё большей энергией и ненавистью выполнял боевые задания на «отлично». В ночь с 2 на 3 сентября 1942 года двумя вылетами в район Кузьмичи Сталинградского направления с высоты 2.300–2.500 метров бомбардировал скопление танков и пехоты противника, в результате бомбардирования уничтожено до 10 автомашин с пехотой противника и одна цистерна с горючим.
орден Ленина (18.09.1943):
В действующей Красной армии с 22.06.1941. За период Отечественной войны совершил 176 боевых вылетов, из них 14 боевых вылетов – днём на уничтожение войск и техники противника, по глубоким и ближним коммуникациям противника. За образцовое выполнения боевых заданий на фронте борьбы с немецкими захватчиками награждён орденом Красного Знамени. После награждения в составе экипажа: штурман гвардии старший лейтенант Куроедов, стрелок-радист гвардии старший сержант Осьмачко совершил 84 успешных боевых вылета ночью, из них 6 боевых вылетов – на бомбардировку военно-промышленных объектов в глубоком тылу Германии: Кёнигсберг – 12.04.1943, Данциг – 22.04.1943, Инстербург – 14.04.1943, Тильзит – 20.04.1943 и 16.04.1943.
Летает в любых метеоусловиях днём и ночью. Больше 25 вылетов совершил на уничтожение самолётов противника и вывода из строя аэродромов. Задания выполнял отлично. На всех типах самолётов налетал 822 часа, из них: 211 – днём и 611 – ночью. Дисциплинирован. Требователен к себе и к подчинённым. Пользуется заслуженным авторитетом среди личного состава полка. Политически развит. Идеологически выдержан. Морально устойчив. Делу партии Ленина-Сталина и Социалистической Родине предан.
Герой Советского Союза с вручением ордена Ленина (19.08.1944):
В действующей Красной Армии с 22 июня 1941 года. За время Отечественной войны совершил 242 боевых вылета, из них: днём – 14, ночью – 228. В том числе 10 боевых вылетов совершил на бомбардировку военно-промышленных объектов в глубоком тылу фашистской Германии. Успешно бомбардировал: Кёнигсберг – 12 апреля 1943 года, Инстербург – 14, 22 апреля 1943 года, Тильзит – 16, 20 апреля 1943 года, Хельсинки – 6, 16, 26 февраля 1944 года. Имеет общий налёт на всех типах самолётов 1014 часов, из них: днём – 236, ночью – 868 часов. Летает в составе экипажа: штурман ст. лейтенант Куроедов, стрелок-радист гвардии ст.сержант Осьмачко.
За отличное выполнение боевых заданий награждён орденом Красного Знамени, орденом Ленина и медалью «За оборону Сталинграда». После награждения совершил 47 боевых вылетов ночью, из них 5 боевых вылетов на бомбардировку военно-политического центра Финляндии города Хельсинки – 6, 16, 26 февраля 1944 года. Летает в любых метеоусловиях дня и ночи с любыми нагрузками само лёта Ил-4 на полный радиус действий. Материальную часть самолёта Ил-4 знает отлично и грамотно эксплуатирует. Товарищ Н. П. Жуган выполняет ответственные задания на разведку войск противника днём и на разведку погоды ночью. Товарищ Н. П. Жуган пользуется заслуженным авторитетом в полку и выполняет самые ответственные полёты. При выполнении боевых заданий проявляет мужество и героизм, преодолевает все трудности, достигает цели и метко поражает её.
Техникой пилотирования владеет отлично. Как преданный и верный сын нашей партии и нашего народа защищает Родину смело и храбро, не жалея ни сил, ни самой жизни для быстрейшего освобождения нашей земли от немецких захватчиков.
Лично дисциплинирован, требователен к себе и подчинённым. Политически развит и морально устойчив, идеологически выдержан. Делу партии Ленина-Сталина и Социалистической Родине предан.
На 19 апреля 1944 года совершил 250 боевых вылетов, из них: 14 – днём и 236 – ночью. На дальние цели совершил 11 боевых вылетов. После награждения совершил 55 боевых вылетов ночью, из них 6 боевых вылетов – на дальнюю цель. Общий налёт 1.042 часа: 236 – днём и 806 – ночью.
орден Александра Невского (18.07.1945; представлялся к ордену Отечественной войны I степени):
В действующей армии с первых дней Великой Отечественной войны. Летает в составе экипажа: штурман Герой Советского Союза Василенко, стрелок-радист гвардии лейтенант Ковалёв. Совершил 310 боевых вылетов с боевым налётом 1140 часов. Из них 14 боевых вылетов днём с налётом 46 часов и 19 боевых вылетов на бомбардирование военно-промышленных объектов Германии и её вассалов: Кёнигсберг – 12 апреля 1943 г., Инстербург – 14 и 22 апреля 1943 г., Тильзит – 16 и 20 апреля 1943 г., а также 23 августа 1944 г., Хельсинки – 6, 16, 26 февраля 1944 года, Будапешт – 13, 14, 18 и 19 сентября 1944 г., а также 26 октября 1944 г., Бреслау – 18 января 1945 г. и Берлин – 20 и 25 апреля 1945 г. Имеет общий налёт на всех типах самолётов 1460 часов, из них: днём – 294, ночью – 1168 часов.
После последнего награждения совершил 26 боевых вылетов ночью с боевым налётом 138 часов, из них 9 боевых вылетов на бомбардирование военно-промышленных объектов Германии и её вассалов: Тильзит – 23 августа 1944 года, Будапешт – 13, 14, 18 и 19 сентября 1944 г., а также 26 октября 1944 г., Бреслау – 18 января 1945 г., Берлин – 20 и 25 апреля 1945 г.
На боевые задания летает с большим желанием, не зная страха и усталости в борьбе с врагом. Выполнял ответственные боевые задания по разведке погоды, фотографированию целей, освещения целей и зажигания. Как разведчик погоды показал образцы мужества и отваги. Не один раз приходилось ему пробиваться к заданной цели в очень сложных метеоусловиях через системы вражеских зон обороны ЗА и патрулирование истребителей. За время боевой работы не раз приходилось участвовать в боях с вражескими истребителями, сбивался вражескими истребителями 5 раз, последний раз – в июле 1944 г. при выполнении боевого задания по разведке погоды, выбросился на парашюте и попал к партизанам, через 15 дней вернулся в свою часть. Приступил снова к выполнению боевых задач. Лично дисциплинирован, требователен к себе и подчинённому ему составу, организаторскими способностями владеет. Политически грамотный. Пользуется заслуженным авторитетом среди подчинённых.
Делу партии Ленина-Сталина и социалистической Родине предан.
За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками достоин правительственной награды –ордена Отечественной войны 1-й степени.
