Кравцов Георгий Константинович
(18.02.1925 — 4.12.2017)
Георгий Константинович Кравцов (родился 18 февраля 1925 года в деревне Снагость Курской губернии, умер 4 декабря 2017 года в Санкт-Петербурге) – полный кавалер ордена Славы (орден I степени № 2901, Указ от 29.06.1945). Окончил 8 классов школы. Работал в колхозе на родине. В Красной армии с марта 1943 года. Участник Великой Отечественной войны с апреля 1943 года. Сражался на Воронежском, 1-м Украинском и 4-м Украинском фронтах. Воевал в должности миномётчика, а затем командира расчёта миномётной роты 838-го стрелкового полка. Участвовал в Курской битве, Белгородско-Харьковской операции, битве за Днепр, в освобождении Правобережной Украины, Львовско-Сандомирской операции, в боях за освобождение Польши и Чехословакии. Был тяжело ранен. Участвовал в Параде Победы 24 июня 1945 года на Красной площади. После войны продолжал службу в Советской армии. В 1951 году окончил Горьковское военно-политическое училище имени М. В. Фрунзе. Служил на командных должностях в армии. С 1976 года – подполковник в запасе. До конца жизни работал директором музея Михайловской военно-артиллерийской академии. Полковник в отставке. Являлся обладателем уникального банта наград – трёх орденов Славы и трёх медалей «За отвагу». Жил в Санкт-Петербурге. Похоронен на Богословском кладбище.
Георгий Константинович, расскажите, как прошла Ваша предвоенная жизнь-молодость?
Ну как? Мы учились и готовились к обороне Родины. Умели стрелять из винтовок – из обычной и малокалиберной, занимались спортом, имели значки ГТО, ГСО и ОСОВИАХИМа, «Ворошиловский стрелок». Поэтому, когда я попал на фронт, по сути дела я уже был подготовлен к тому, что ожидало меня на фронте. Летом мы работали в колхозе, на лошадях убирали зерно, косили сено, заготавливали корма.
Как вы узнали о начале войны?
Мне было 16 лет. Я учился в школе в 9-м классе. Это бы выходной день, воскресенье. Мы по радио услышали, что началась война. На войну я малость опоздал. Молод был. Призвали только в марте 1943 года.
Георгий Константинович, как вы попали на фронт?
В феврале 1943 года наши войска освободили Курск и наш районный центр Коренево. А в марте месяце освободили и наше село. При отступлении немцы начали село жечь, а у моего товарища в селе была спрятана винтовка немецкая с патронами. Когда начались поджоги, он начал стрелять в немцев, и они сбежали. Фронт был близок, и мы на следующий день направились в соседнее село, где был бой. Мы в суматохе боя с криками «свои» пробились в расположение наших войск. Но нас отправили обратно, сказали, что вызовут в военкомат. Вскоре нас отправили на рытьё окопов и сооружений линии обороны. Немцы нас обстреливали, и нам приходилось прятаться. Мы рыли окопы ночью.
Позже нас, наконец, вызвали в военкомат. Точней не в военкомат, а в сельсовет, где нам вручили повестки. Так мы оказались в армии в запасном полку, где обучались штурмовать сопки, вести бой в деревнях. В общем, участвовать в войне я начал с марта месяца 1943 года. Вначале мы обучались, а в начале апреля я попал на фронт. И у меня было, конечно, ощущение такое, что надо мстить за то, что село было сожжено, много народу было расстреляно. Мы знали о том, что немцы очень много сделали вреда для нашей страны. Я был комсомольцем. И ощущение было такое, что надо мстить.
Однажды нас вызвал командир учебной батареи, капитан, и приказал: у кого есть образование десять классов – выйти из строя. У меня было лишь девять классов образования, и меня направили в миномётчики. Хотя лично я хотел быть пулемётчиком. Ну ничего… 1 мая нам дали обмундирование и погоны. В это время уже с января месяца были введены погоны. Но командир нашей батареи и командиры взводов кубики не снимали, им нравилась эта форма старая. Гимнастёрка старого образца, с воротником, подворотничок надо подшивать.
Я прибыл в роту, и пока мы стояли в обороне, я учился на наводчика миномёта и вскоре попал в свой первый бой. Был наводчик миномёта, а также мог заменить любого выбывшего из расчёта. А позже уже я стал сержантом, командиром расчёта 82-мм миномёта.
Битва на Курской дуге, конечно, было самым тяжёлым сражением. Наша 237-я стрелковая дивизия участвовала в масштабных боях. Но наше оружие помогло нам выжить и победить.
Первый освобождённый город на моём боевом пути был Пирятин, на Украине. Первый мой настоящий бой я принял там же. Мы окружили противника, и начался скоротечный бой. Немцев мы перебили. Было конечно жутко: все бегут, орут, всё непонятно нам, молодым новобранцам, но мы вскоре освоились. После освобождения Пирятина наша дивизия стала именоваться «Пирятинской». Вскоре мы подошли к Днепру и форсировали его южнее Букрина. Дивизия форсировала Днепр и продвинулась раньше километров на 5–6.
В это время большая группировка войск немцев двинулась под Киев. Видимо, это были резервы. Нас отрезали от своих, по сути, мы попали окружение. Но мы, собрав все силы, прорвались к берегу Днепра. Берег был лесистый, но обрывистый, и мы были вынуждены отойти через дорогу, где встали в оборону. Два полка из состава дивизии переправили обратно, но наш командир полка Левченко остался вместе с частью, и мы целый месяц оборонялись на этом плацдарме. У нас было несколько огневых ячеек и несколько единиц оружия для смены огневых точек во время боя. Пострелял с одного места – перебежал на другое. Мы делали видимость, что нас очень много. Так мы оборонялись.
Мы там боролись и со вшами. Один раз в сутки нам привозили еду. Мы обовшивели, потому что более месяца сидели в обороне. Поэтому изготовили такое устройство: в бочку опустили два кирпича, на них постелили решётку и эту конструкцию поставили на огонь. Внутри бочки поместили всё своё бельё, даже обмотки от ботинок, а мы сидели голышом в маленьком блиндаже. Начался обстрел. А в пылу боя ничего не поймёшь, что где взорвалось. Поэтому, когда перевернулась и загорелась бочка с нашим бельём, мы ничего не поняли. Только после боя, когда медсестра закричала от ужаса, что всё бельё сгорело… Пришлось выходить из ситуации своими силами: я обрезал углы у вещмешка, сделал наподобие штанов, а другие просто закрывались ветками. Так и воевали!
Это было утром, мы целый день сидели в батарее, и все смеялись. Говорили: «Кравцов, давай с расчётом!» «Ура!», «Ура!» и вперёд. Думали, что с берега пришло пополнение. Так и жили до вечера, пока сначала привезли боеприпасы, а потом пищу. Заказали обмундирование, так его в первый раз не привезли, и лишь на второй раз только старшина привёз какое-то обмундирование.
Какие ещё бои Вам особенно запомнились?
Ну, во-первых, очень хорошо помню оборону на плацдарме, где мы месяц сидели. Когда переправились через Днепр обратно на нашу сторону и утром проснулись и посмотрели на эту сторону, где мы были, то жутко стало, (смеётся) как мы там сидели 50 метров или 100 метров от берега, и по фронту буквально километров два. Там к нам однажды один пленный сам пришёл – сапёр. Говорит, мы тут сапёры, я – сапёр, вот винтовка моя, она даже не стреляла ни разу, я хочу с вами быть. Правда, разведка не разрешила. До вечера он у нас был, а потом отправили его на ту сторону Днепра.
Однажды во время марш-броска я с сослуживцами наткнулся на замаскированный вражеский аэродром. Мы обогнали пехоту свою и увидели там завал и аэродром такой. Посмотрели – а там самолёты. Ну что, решили по самолётам ударить. Командир взвода говорит: давай! И мы начали по самолётам стрелять. Немцы начали бегать, увидели, что стреляют, потом мы из автоматов начали стрелять, по-моему, один самолёт загорелся. Знаю, что дым был. Потом немцы разбежались, и вдруг «Ура!» Пехота наша подбежала, а мы говорим: «Чего кричите? Мы уже здесь давно. Вон, видите, самолёты горят».
Помню, танк шёл перед нами и драпал, по сути дела. А мы что? Взяли телогрейку, «виллис» подогнали, а танк медленно полз там, прыгнули и закрыли амбразуру – люк этот смотровой. Танк въехал в кювет и заглох. Мы начали стучать, тут люк открылся, и пальцы высовываются дрожащие. Вытащили их оттуда.
А так в Чехословакии, самый радостный день, когда мы одержали победу. Правда, мы 14 числа воевали ещё. Там одна группировка вражеская не сдавалась, и мы её добивали. Поэтому мы отметили день Победы 14 мая. Столы накрыли на батальон, солдат человек 20. Город Оломоуц.
Какое у вас было личное оружие во время войны?
Карабины были и автоматы, чем хотели, тем мы и пользовались. Хочешь, автомат бери. Трофейное оружие особо не брали, так как с патронами немецкими была нехватка, а для советских ППШ патроны постоянно подвозили. Правда, он тяжеловатый был, потому что у него диск большой. Один раз из-за этого автомата я немножко пострадал, упав у выхода сообщения между блиндажами и повредив спину. Также я достал немецкий пистолет одного офицера. Но всё равно, винтовка лучше – она легче автомата.
Ну и, конечно, миномёт. Надёжное оружие. Миномёт 60 килограммов общий вес, под 20 килограммов – только ствол. Я не представляю, как таскал этот ствол на себе. Да ещё вещмешок и автомат, и всё на себе. Ой, не знаю, сейчас 20 килограммов для меня – это что-то.
Я мину не мог поднять. Мы ставили ящик рядом с миномётом, я вставал на ящик и опускал мину в миномёт. Тяжёлая, 16 кг! Если мину правильно ударить сильно, то она становится на боевой взвод. На её кончике получается красненькая такая полосочка, кружочек красненький, стоит только пальцем тронуть, и всё! Даже когда град или сильный дождь шёл крупный, мы не стреляли, нам запрещали стрелять, потому что мина могла взорваться, если на неё попадёт сюда градинка.
Например, в одном месте мы наступали, станция Прухне. И двухэтажный дом. А мы из-за дома всегда стреляли. Я дал команду окопаться, ну а сам с солдатом решил на второй этаж подняться, посмотреть, как там наша пехота. В это время немцы перешли в наступление и самоходка какая-то появилась. И вдруг из подвала начали стрелять! Смотрю, а там, оказывается, немцы оказались в подвале и стреляют через железную дверь. А там вход в эту дверь, а потом – на второй этаж. Смотрю: нам не пройти. А у солдата мины были. Ну, мы одну мину взяли, я знал, как ударить по ней, ударил, она встала на боевой взвод, и опустили её. Ну, а потом уже я не помню, как мы оказались у себя там. А обратно когда уже шли, смотрим, там уже всё чёрное было, мина разорвалась, а там, оказывается, два солдата было. И в подвале ещё там немцы были, правда, они не выжили (смеётся).
У нас ещё была лошадь и повозка, чтобы миномёт возить. Но в горах мы всё на себе таскали или на лошадь – вьюк. Но на вьюке много не унесёшь. Много можно рассказывать.
Как вы преодолевали погодные трудности? Где приходилось ночевать зимой? Как спали, как себе делали ночлег?
Во-первых, у нас были ватные куртки и ватные брюки. Насчёт валенок, я не помню, чтобы они были. В окопе спали, накрывшись палаткой, она не пропускает холодный воздух. И нормально было, не простужались.
Костры запрещали разводить?
Конечно! Не будешь же на передовой разводить костёр! В обороне мы окапывались, и как только немец чуть остановится, мы – лопатку с пояса и копать землю, вгрызаться в неё. И это нас очень спасало. Как обстрел – мы сразу туда, в окоп. Большие потери были во время передвижения, немцы нас накрывали огнём и, конечно же, мы не защищены. Особенно был опасен миномётный обстрел.
Георгий Константинович, как вы преодолевали свой страх?
Ну, было страшно, потому что идут с оружием на нас, и как-то вроде сумеем ли мы защитить себя… Правда, пулемётчики помогали нам в этом отношении. Если пушка стрельнёт, снаряд разорвётся, немцы подымаются и бегут дальше. А вот мина разорвётся – там уже не подняться.
Ну, а вообще дело в том, что когда чувствуешь, что немцы пошли в наступление, то сразу начинаешь стрелять. Всё происходит очень быстро, и ты не успеваешь ничего понять. Открываешь огонь, и ты ничего не чувствуешь. Особенно заряжающие, когда они держат ствол, чтобы мина при толчке не изменила траекторию. Так что не было никакого страха.
Что вас вдохновляло и поддерживало на фронте?
Во-первых, я тогда уже был членом партии. На фронт я пришёл комсомольцем, и меня сразу назначили комсоргом. Ещё в школе я вступил в комсомол, а будучи в оккупации сохранил свой билет. А ещё нас вдохновила вера в Победу, особенно после Курской дуги мы почувствовали силу нашей армии, и знали, что война закончится нашей победой.
Что вы можете сказать о работе политработников?
Ну, по сути, вся молодёжь была комсомольцами, за редким исключением, а взрослых принимали в партию. Коммунист есть коммунист.
Вы сталкивались с сотрудниками НКВД и особым отделом на фронте?
С особистами мы встречались, и в основном это были хорошие люди. Вот был, например, случай. Как-то раз украли с повозки мешок сахара и командирские сапоги, их конечно же вернули. Но сахар разошёлся среди бойцов, и поэтому в особом отделе шутили, что сахар украли.
Писали ли вы письма домой родным?
Конечно, писали и получали всё. Всегда нас находила наша почта 48813-Ю – это наш был почтовый адрес.
Откуда узнавали информацию о том, то происходит в стране и на фронте?
Газеты были, приходили, мы их получали. Приходила дивизионная газета и центральная газета типа «Правды» и «Красной Звезды», их быстро читали, затем они расходились на самокрутки.
Думали ли о наградах на фронте?
До того, как получить первый орден Славы, меня отметили двумя медалями «За отвагу», но я не помню – за что. Когда месяцами не выходишь из сражений, они сливаются воедино. Иногда наш миномёт раскалялся докрасна, приходилось его охлаждать водой. Тогда мы были молодые, инициативные и горячие.
Мой первый орден Славы я получил за Карпаты. Мой миномётный расчёт входил в горно-штурмовую группу. Позже писатели дадут этим формированием красивое название – карпатские орлы.
Миномёт, это же по 20 килограммов весу каждая деталь: труба, плита, плюс автомат. Конечно, тяжело было, да я и сейчас не понимаю, как мог таскать это всё на себе. В горах было очень тяжело. Нам дали вьюки, лошадей маленьких каких-то, сибирских, шустрые лошади! Как обстрел начинается, мы ложимся, и они ложатся. Одну лошадь потеряли, споткнулась как-то, видимо, ездовой виноват, который вёл её. Она провалилась, так жалко было, она с минами была, два лотка.
Проводились ли какие-то минуты отдыха, занимались ли солдаты самодеятельностью?
Помню, как-то раз приезжали артисты, пели песни, по-моему, выступала Шульженко. Один раз я только помню. Мы тогда стояли в обороне.
Ещё был такой случай, это уже на Украине. Также стояли в обороне около села и там были две скирды: одна – наша, а вторая – немецкая. Они служили ориентиром, и как-то раз немецкий повар ночью заплутал и выехал на нас. Ну, мы взяли его еду и всю раздали солдатам. А наш повар в это время выехал к немцам, и они кричат оттуда: «Что молчишь, рус? Давай меняться!» В итоге мы вернули им их повара, а они нам – нашего. Но нашу еду они не трогали.
Какое отношение было к пленным?
Довольно-таки гуманное. Один раз, помню, нам пришлось перебить немцев. Это было в Карпатах. Там не было сплошной обороны, только отдельные очаги сопротивления. Пушка с расчётом и несколько автоматчиков, плюс миномёт с прислугой. Заняли мы точку, и нам нужно было обозначить себя ракетой. Но недалеко расположились на обед немцы, а командир наш был молодой лейтенант. И он побоялся давать сигнал. Решил, что немцы нас обнаружат и уничтожат, и тогда нам пришлось все наши 10 мин выпустить по врагу, потому что мы не знали расположение наших войск и боялись выбрасывать ракету как сигнал. Ну, мы начали стрелять, в первую минуту с небольшим перелётом подкорректировали и начали точно ложить мины в цель. Немцы разбегаются, не знают, откуда идёт огонь, т. к. как в горах трудно обнаружить стреляющую точку. Немцы побежали, и на нас бегут и поднимают руки, а куда их взять? Мы же не знаем, где наши! Ну и пришлось их всех пустить в расход.
Сталкивались ли вы с власовцами или бандеровцами?
С этими мы боролись. Помню, как-то раз мы нагнали колонну на повозках. И я смотрю – из-под одной повозки торчат ноги. Вдруг слышу выстрел – это выстрелил мой товарищ. Оказалось, этот бандеровец готовился меня убить! Если бы я вышел чуть раньше – меня бы не было в живых. Мы его обыскали, забрали сумку, там ещё было несколько человек, сначала они стреляли, а потом подняли руки и сдались в плен. С бандеровцами мы боролись, потому что в ходе нашего наступления они нам стреляли в спину. Это было на Западной Украине. Стоим в обороне, нас отправляют в тыл получить пополнение, и тогда они на нас нападают. На нас тогда поднялось чуть ли не всё село, нас тогда чуть не уничтожили. При отступлении бандеровцы по-чёрному ругали немцев: «Что ж вы, фрицы проклятые, бежите?!»
Потом была Польша и Чехословакия. Там были власовцы, эти оборонялись до последнего. Даже немцы ругались, что они не отступают. Ну, мы с ними были беспощадными. Там одну группу окружили, они просто рвались и орали, а у них нечем было стрелять. Кончились боеприпасы – всё равно, бросались на нас. Ну, когда тебя чуть ли не за горло хватают, конечно, мы стреляли. Куда деваться!
Скажите, пожалуйста, как вас встречали жители освобождённых городов? Была ли разница между нашими и европейскими людьми?
Мы перешли в Карпатах в наступление с целью оказания помощи чехословацкому восстанию. И наших ребят ещё награждали чехословацкими медалями. Карпаты мы перешли и заняли город Мукачев. Кстати, один полк у нас носит наименование «Мукачевский», затем двинулись дальше в сторону Ужгорода и там наткнулись на концлагерь детский. Там было около 200 детей, они, маленькие, бегут к нам, плачут и кричат от счастья, и слёзы, и радость на их лицах. А народ нас встречал однозначно как освободителей, особенно чехи и словаки. Очень дружно встречали нас, приглашали в гости, однажды даже приехал сам Бенеш. И мы были на собрании в Кошице, нас там угощали, столы накрыли.
С какими преступлениями Вермахта и его союзников вы сталкивались?
Ну, во-первых, в одном месте мы видели немцы… знаете, роют такие ямы для хранения картошки, и вот там три или четыре ребёнка были, немцы их туда побросали. Ну, они живы были, но кричали. А немцы буквально только что отошли, и мы их освободили. Один дом немец хотел поджечь, уже с факелом бежал, солдаты наши его пристрелили и спасли дом этот. Были случаи такие…
Как сложилась судьба ваших близких в годы войны?
Отец с первых дней войны воевал до 1943 года, был ранен в ногу, остался жив, и по ранению был переведён в стройбатальон и служил до 1946 года, строили что-то на Севере. Младший мой брат был 1927 года, на фронт по сути дела не попал, но служил в Крыму на флоте, потом работал на Донбассе. А сейчас умер уже, никого из близких моих в живых не осталось.
Сколько раз вы были ранены на фронте?
У меня одно ранение, потом в боку осколок находится, и дважды я был контужен. Левое ухо вообще оглохло. Ну а второе, где у меня слуховой аппарат, уже просто старое стало (смеётся). Вот и не слышит.
Как Вы оцените медицинскую помощь, которую оказывали на фронте?
Конечно, была достойная. У нас даже один полным кавалером ордена Славы стал. Не врач, а санитар. Переносил раненых. Он человек 10 или 12 перенёс раненых через речку, переправил на себе.
Смогли бы вы оценить нашу и немецкую военную технику?
Во-первых, немецкая техника была более-менее компактная. Карабины были неплохие, у нас тоже винтовка хорошая была. Ну, насчёт пушек то же самое… Вот у нас пушки были, вот миномёт немецкий был, мы мины немецкие использовали, они, во-первых, недолёт делали, поэтому мы специально прицел другой ставили. И мины ихние были всегда чистые, покрашенные, правда быстрее вылетали, у нас был калибр 82 миллиметра, а у них – 81 миллиметр был. Поэтому быстро вылетали, надо руку убирать было быстро. А так аккуратней у них всё, конечно, и патроны были чистые.
Были ли проблемы с обеспечением?
Да нет, нормально было. Миномёт наш лучше, чем немецкий был. Мы как-то немецкий взяли, да ну. Наш лучше.
Какой, по-вашему, был уровень подготовки бойцов, прибывших на фронт?
Да не очень-то. Как готовили там?Иногда наступаем, останавливаемся в оборону. Спрашиваю солдата: «Ну как?» А он говорит: «Да как, как?! Вот вы стреляете, а нам ни одного выстрела не достаётся». Ну нет немца рядом. Или убегают. Притом иногда, когда немцы отступают, мы молили Бога: «Ну остановитесь, фрицы несчастные, ноги болят, ну мы не можем дальше. Надо отдохнуть хотя бы!» Хоть чуть остановятся где-то, и слава Богу. А они драпали. Притом, как правило, отступали вечером, после обеда. Нам идти на запад – солнце светит и ослепляет, и они специально отступали так, чтобы солнце светило нам и слепило нас.
В 1945 году кончилась война, мы были в городе Оломоуц. Ночью узнали о том, что победа. 20 мая вызвали меня в штаб полка, потом – в штаб дивизии, и нас пять человек с дивизии направили в Москву на Парад Победы. Тогда у меня уже было две медали «За отвагу» и два ордена Славы.
Расскажите о подготовке к параду и самом параде?
Мы прибыли в Москву 30 мая и до 24 июня тренировались. Конечно, нужно было строить шеренгу в 20 человек и пройти ровно, а мы, конечно, не ходили строем нигде. И мы каждый день тренировались, целый день по сути дела, очень уставали сильно. В конце концов прошли неплохо. В последнее время, когда уже на площади тренировались, то Антонов командовал этим всем, он говорит: «Всё, выступили молодцы, вроде так более-менее (смеётся), пойдёт! Для фронтовиков это пойдёт, так, как вы ходите». Дали нам винтовку со штыком, каски одели. Главное – идти так, чтобы не попасть человеку штыком в затылок, это же очень опасно было. Мало ли, кто-то качнётся, так чтобы не попасть в человека, были такие случаи. Я никогда винтовку не носил, у меня был автомат, и карабин был у меня. Поэтому сначала ходили далеко друг от друга, на расстоянии. А потом уже в конце по-настоящему, как должен быть строй. А так нормально всё было, кормили хорошо.
Помню, Брежнев приехал к нам, начальник Политуправления фронта, помню его брови и его слова: «Смотрите, по девкам не ходите! Получите триппер, сифилис, не попадёте на парад! И мы вас отправим опять в часть!» Ну, боялись, конечно. Он ещё говорил: «Смотрите, не пейте!» Но тогда никто и не пил ничего.
Правда, что в день проведения парада был сильный дождь?
Нет, не сильный был, моросил. Такой моросящий дождик. При том всё время шёл дождь, с утра как пошёл, так и не переставал. Ещё помню – наш полк стоял как раз напротив трибуны Мавзолея. Там ещё рядом один полк был, но там 20 человек всего было. И мы всё видели – Сталина видели хорошо, из-под фуражки у него видна была белая седина, волосы белые, лицо красное румяное.
Возле него Калинин стоял, а потом Будённый подошёл, возле Сталина стоял. Дождь шёл, они в шинелях были. Сталин был немножко повыше Будённого. И что-то Будённый Сталину сказал. Сталин наклонился, и ус Будённого задел Сталина. Сталин рукой почесал щёку и посмотрел на него. Мы ещё долго смеялись. Конечно, интересно было Сталина увидеть вживую, ну, это представляете себе. Видно было очень близко.
А какое ваше личное отношение к Сталину сейчас?
Нормальное. Это единственный человек был, который заслуживает внимания. Напрасно у нас его критикуют. Ну, представьте себе: не было бы Сталина, кто возглавил бы? Ну, Жуков был бы, наломал бы дров, может быть. Потому что тут надо не просто быть, а политиком быть, надо знать. Недавно я читал переписку Сталина с Рузвельтом и Черчиллем. Как интересно и грамотно он писал насчёт открытия Второго фронта и других вопросов. Это было не просто так. В военном отношении он, может, конечно, не очень-то. Но Штаб Генеральный был, нормально работал, потом он взвешивал всё и иногда даже не соглашался с Жуковым. Жуков – единственный человек, который мог возражать, и Сталин иногда прислушивался к нему.
Что было после парада?
Сразу после того, как кончился Парад, мы винтовки на машину побросали, каски тоже, и нас направили в Театр Ленинского комсомола. Там какой-то шёл спектакль. Но мы все мокрые были, поэтому спать хотели, ночь перед парадом не спали, каждый волновался. И некоторые разделись, сапоги поснимали, развесили портянки на батареях зрительного зала и крепко уснули. Поэтому не помню, что там было, и что давали в тот вечер в театре. Там и москвичи были, и у них всех лица бледные, а у нас как арбузы.
Вы бы хотели упомянуть своих сослуживцев, боевых товарищей?
Бидоленко, Цымбал командир батареи был. Целый список, помню многих. Особенно Мингалиев, с которым я вместе сидел в окопе, мы защищали друг друга. Бадьин, такой полный из Коми АССР. В общем, помню их всех.
Георгий Константинович, что бы вы хотели пожелать нашей молодёжи?
Дело в том, что у нас насчёт воспитания молодёжи стало хуже, чем было при Советской власти. Там ещё в детском садике учили октябрят, потом – пионеры, потом – комсомол. А сейчас что? Приходят, спрашивают: а кто такой Сталин? Не все знают. Поэтому я считаю, что нужно как-то улучшить общее образование. Даже войну 1812 года не знают, особенно то поколение, которое родилось при современной власти, они очень плохо подготовлены. Главное, спортом больше заниматься, очень важно. Иногда вот курсанты придут, мне уже 90 лет, я стою, хожу, а они уже садятся, говорят, ноги болят. Ну как же так, у тебя ноги болят, ёлки-палки! Поэтому надо больше спортом заниматься, ну и историю изучать нашу. Самая богатая история России нашей.
Из наградных листов:
Медаль «За отвагу» (18.08.1943):
В бою за деревню Ивахновка товарищ Кравцов выдвинулся вместе со своим расчётом в боевые порядки наступающих стрелковых подразделений и метким огнём уничтожил 5 немецких солдат и подавил одну огневую точку.
Медаль «За отвагу» (10.07.1944):
В бою 10 июля 1944 года в операции по захвату контрольного пленного, огнём из своего миномёта подавил пулемётную точку противника и уничтожил двух гитлеровцев.
Медаль «За отвагу» (08.08.1944; представлялся к ордену Славы III степени):
Товарищ Кравцов – мужественный, решительный и самоотверженный воин. 21 июля 1944 года при прорыве обороны противника у деревни Думка огнём из своего миномёта разбил 2 вражеские пулемётные точки и уничтожил более 11 гитлеровцев. 22 июля 1944 года в районе деревни Боски точным огнём своего миномёта отразил попытку группы немцев обойти наши подразделения с фланга и уничтожил при этом до 15 немцев. Достоин правительственной награды – ордена Славы III степени.
Орден Славы III степени (15.10.1944):
16 сентября 1944 года в бою за высоту 470,7 товарищ Кравцов точным огнём из своего миномёта подавил две огневые точки противника и уничтожил семь немцев. 30 сентября 1944 года в бою за высоту 1190 товарищ Кравцов огнём из своего миномёта накрыл цепи контратакующих немцев, вынудил их залечь, а затем в беспорядке отойти. В этой операции товарищ Кравцов истребил до 10 немцев.
Орден Славы II степени (04.01.1945):
20 ноября 1944 года при штурме обороны противника в районе села Галоч товарищ Кравцов огнём из своего миномёта подавил три огневые точки противника, разбил две повозки противника с боеприпасами и уничтожил 8 гитлеровцев. 30 ноября 1944 года в бою на западном берегу реки Бедрег при отражении ожесточённой атаки противника товарищ Кравцов точным огнём из своего миномёта накрыл цепи наступающих мадьяр и уничтожил до 10 солдат противника, заставив его отойти.
Орден Славы I степени (29.06.1945):
Товарищ Кравцов в боях за Родину проявил себя мужественным и самоотверженным. 10 февраля 1945 года в бою севернее города Бельско товарищ Кравцов точным огнём из своего миномёта подавил шесть огневых точек противника и уничтожил 16 гитлеровцев. 13 февраля 1945 года в районе села Веграбовице при отражении ожесточённых контратак противника товарищ Кравцов точным огнём своего миномёта накрыл цепи наступающих немцев и, уничтожив 11 гитлеровцев, вынудил противника в беспорядке отойти.
